Роб Хантер – рождение легенды - Сергей Жоголь

– Ну что, Рыжик, последний день тут чалимся?

Дёма достал пачку и ловко закинул в рот сигарету. Ромка поспешно чиркнул дешёвенькой зажигалкой. Сержант развалился на скамейке:

– Ладно, не дрейфь. Меня самого всё тут уже достало. Вы завтра в войска, а я в свою часть. А там: до «дембеля»… Не-де-ля!

Откинувшись на спинку, Дёма потянулся.

«Какой-то он сегодня добренький?» – Ромка ждал подвоха.

– Короче, – сержант подался вперёд. – Порученье для тебя – важное. В «столовке» кое что заберёшь для меня, Ряха – «в теме».

– Кое-что, это что? – Роман глядел исподлобья.

– Это, салага, не твоё дело, – огрызнулся Дёма, но, тут же сменив гнев на милость, заявил. – Вечер сегодня прощальный, доставишь «харч» к праздничному столу – ночь твоя. Ну а попадёшься, до подъёма по «взлётке»[7]с тряпкой летать будешь. И, смотри, если что, не вздумай сказать что я тебя послал.

Дёма поднялся, эффектным щелчком отправил «бычок» в урну и вальяжно побрёл в расположение роты.

Ряхой звали хлебореза, ефрейтора Сёмина. Когда Роман явился с поручением, дородный работник пищеблока недовольно поморщился:

– Совсем Дёма сбрендил, нашел, кому такой груз доверить.

Ромка начал волноваться. Что ж тут такого принести пару-тройку банок тушёнки, раньше ему и не такое доверяли. Но, увидав припрятанную под пыльными мешками из-под сахара коробку, опешил:

– Тяжелая, поди?

– За казармами неси, тогда не спалишься.

Принимая груз, Ромка крякнул:

– У, ё… моё! За казармами же, это крюк какой!

– Ну, думай сам, моё дело передать, – и, ловко крутя меж пальцев самодельные чётки, Ряха с чувством выполненного долга удалился.

«Сегодня выходной, из командования никого. Небось, не заметят», – решил молодой солдат и рванул через плац.

Когда дежурный по полку майор Лещинский остановил его у казармы, Роман понял: «Это конец!».

В коробке помимо тушёнки и пары буханок «черняги» лежали четыре бутылки водки, и сообразительный офицер догадался, что этот груз солдат нёс не для себя. Ромка поначалу отпирался, но Лещинский имел опыт в таких делах. Он так запугал бедного Ромку, что тот раскололся и рассказал про поручение Дёмы. Майор, похоже, и сам недолюбливал нагловатого сержанта, не воспользоваться такой удачей он не мог. Не успел Ромка дойти до казармы, Дёмина вызвали в «дежурку». Проведя в штабе больше часа, «замкомвзвода» вернулся красный как рак. Роман стоял у каптёрки, опустив голову.

– Ну, душара, вешайся, – прошипел Дёма, проходя мимо. – Меня ещё на месяц здесь оставляют. После отбоя мы из тебя тушёнку сделаем. Пшёл вон, рыжий урод.

Несколько молодых солдат, стоявших поблизости это услышали и отошли подальше. Все они смотрели на новоиспечённого «стукача» с осуждением. Проходя мимо «поста дневального» Дёма ткнул в грудь стоящего «на тумбочке» бойца, который замешкался и слишком поздно приложил руку к головному убору. От резкого удара солдатик согнулся. Сержант прошёл в помещение и, не снимая сапог, плюхнулся на койку:

– Курить!

Один из «молодых» – худощавый паренёк выскочил из казармы. Через минуту он вернулся, подскочил к Дёме, и с довольной улыбкой протянул сигарету:

– Мальборо.

– Красава, – Дёма оскалился. – Свободен.

Солдатик испарился. Роман смотрел на это с кислой улыбкой: «Говорил же Ряха, в обход идти». Вспомнился тусклый свет «дежурки», открытая банка на столе, приторно-сладковатый запах специй.

– Ешь, рядовой. Заслужил! – приговаривал довольный Лещинский.

Пережёвывая жирное мясо, Ромка в тот момент понял, что почти не ощущает вкуса. Сердце сжимал страх, в животе урчало, по телу бегали мурашки. Одинокая слеза скатилась по щеке. Он чувствовал себя иудой. То, что Дёмин оставил расправу на потом, было хуже всего. Ромка понял, что сегодняшнюю ночь ему не выдержать. Через пару часов после ужина, отпросившись у дежурного по роте покурить, Роман обогнул казарму, перепрыгнул через забор и побежал к лесу.

Деревенька выглядела опустошённой, да и можно ли было назвать деревней то, что обнаружил Роман в лесной глуши: с десяток полуразвалившихся домов с огородами, деревянный колодец, да старенькая заброшенная часовня. Всюду валялись порыжевшие от времени брёвна и доски, битое стекло, фанера и прочий мусор. Заборчики покосились, участки, которые когда-то были огородами, поросли бурьяном, куски драного рубероида свисали с прохудившихся крыш до самой земли. Ромку трясло от холода, он то и дело шмыгал носом:

«Тут, пожалуй, не особо согреешься».

На глаза попался самый дальний дворик, Ромка подошёл. Тут всё оказалось вполне пристойным: маленький дом, сарай, окружённый завядшими кустами малинника сад с голыми деревцами. То, что дорожка, ведущая к дому протоптана, наводило на мысль, что жильё обитаемо. Роман вошёл во двор, обошёл строение и заглянул в окно: «Никого».

В сарае зашуршало. Роман подошёл:

– Есть кто живой? Мне бы переночевать.

Никто не ответил. Роман потянул висевший на двери замок: «И тут заперто».

– А ну, отойди! – высокий голос с хрипотцой заставил парня вздрогнуть. – Солдат что ли?

Повернувшись, Ромка увидел наставленное на него ружьё.

Укутанный толстым одеялом, от которого пахло свежестью и сеном, Роман лежал на кровати и потягивал горячий настой из алюминиевой кружки. Хозяйка сидела напротив, ловко орудуя ножом. Сморщенные картофелины одна за другой плюхались в стоящее на полу ведро с водой. Женщина выглядела угрюмой, работа в её руках спорилась. На незваного гостя она почти не смотрела.

На вид не больше тридцати, серые глаза, прямой нос, тонкие бледные губы. Волосы торчали из-под платка словно пакля, кожу покрывала неестественная бледность. Морщинки вокруг глаз можно было заметить не приглядываясь. «Если она и была красоткой, то это было давно», – Ромка поморщился. Словно прочитав мысли гостя, хозяйка усмехнулась:

– Что, не хороша? Не успел ещё по бабам соскучиться? Молодой ещё.

– Чего это? Мне уже девятнадцать!

Женщина покачала головой:

– Да я не о том. Небось, и месяца не прослужил. Чего побежал-то, совсем замордовали?

– Не твоё дело! Я, может, в увольнение ходил и заблудился.

Хозяйка рассмеялась: